С покойным Инга не расписывалась, но жили как муж и жена более 7-ми лет. Жили хорошо. Оба познакомились в таком возрасте, когда дети уже взрослые и пришло время пожить в свое удовольствие. Однако дети покойного воспринимали Ингу как посягательницу на отцовское наследство. Посягать, правда сказать, было на что. Двухуровневая квартира в тихом северном Тель Авиве, большая пенсия от банка, аренда от сдаваемой квартиры в Хайфе и солидные сбережения.

Инга сумела скрасить покойному последние годы. Добилась его перевода из дома престарелых назад в квартиру. Он расцвел на глазах, ожил, стал вновь интересоваться всем, включая внуков, о существовании которых забыл после смерти жены и глубокого душевного кризиса после выхода на пенсию.

На наследство Инга и не претендовала. Она ведь понимала, что все это богатство нажито несколькими поколениями и тяжелым трудом самого покойного. Однако за последние годы привыкла «не считать копейку». Да и сама не сидела сложа руки, в доме все было идеально, и покойный был в полном порядке. Даже в Карловы Вары несколько лет подряд ездили вместе. Единственное, что просила, это чтобы покойный позаботился о ее проживании и помог купить небольшую квартирку, если покойный уйдет в «лучший мир» раньше.

Сказано — сделано. На своем дне рождения, в присутствии десятков гостей, глядя прямо в видеокамеру он торжественно заявил, что хайфская квартирка отныне принадлежит Инге. И даже написал это на какой-то открытке со своей росписью и датой, которую тоже заснял оператор видео крупным планом, под восторженные аплодисменты собравшихся. Инга даже помнит, что через пару дней они ездили к адвокату на подпись каких то документов.

Что за документы, Инга не помнила. Копий себе не взяла. Считала, что это неприлично (?). (Воистину, нет предела инфантилизму, который называют «советское воспитание»)

Однако, когда похоронили покойного вдруг оказалось, что хайфская квартира, как и все остальное наследство, переписана на… сына покойного, а не на Ингу. А наутро Инга получила письмо от адвоката с посыльным, что если в течении 7 дней не освободит квартиру, то будет выдворена с полицией на улицу.

Так я познакомился с Ингой. Заплаканная, испуганная, не верящая никому и ни во что она сидела в моем офисе и сбивчиво, даже не рассказывала, а вспоминала ту спокойную, обеспеченную жизнь, когда все было оплачено заранее, продукты появлялись в доме с посыльным, а продавцы в магазинах заискивающе заглядывали им с покойным в глаза, предлагая хорошие товары. А в заключение тихо сказала: — «У меня украли мою спокойную старость».

Хайфскую квартиру для Инги так и не удалось вернуть. Слишком мало было доказательств. Ведь Инга и не думала их собирать в свое время, полностью положившись на честность окружавших ее людей. «Завещание» на видеопленке в данном случае не признали законным. Все те радующиеся за Ингу родственники покойного «вдруг» напрочь позабыли последний день рождения покойного, а ту открыточку (по сути дела и являющуюся истинным и настоящим завещанием, так как была составлена им собственноручно, включала в себя его волю, дату и роспись), несмотря, что ее сняли на видео крупным планом, Инга не нашла.

«Заботливые» руки прибрали оригинал, а без него и нет завещания. Ведь завещание это как чек, только оригинал, составленный по всем требованиям закона признается судом как завещание. Однако закон позволил мне «отвоевать» для Инги через суд пожизненные алименты из наследства в сумме 12,000 шекелей в месяц. За год до смерти покойного Инга заболела тяжелой болезнью и практически превратилась в иждивенку (на иврите — «смуха ле- шульхано» סמוכה לשולחנו).

Я смог отменить перевод хайфской квартиры с сына назад в общую массу наследства, чтобы продав ее, организовать фонд для алиментов. Сразу после получения такого решения адвокат противоположной стороны «неожиданно» предложил мне мировую: приобрести для Инги вместо хайфской квартиры небольшую квартиру в Холоне и оставить месячные алименты на содержание Инги в размере 3,000 шекелей.

Возможно, Инга примет его предложение.

Теперь Инга постоянно консультируется со мной перед тем, как сделать то или иное дело. В том, что знание закона это гарантия на спокойную жизнь и старость она уже убедилась на своем горьком опыте, когда вынуждена была полтора года скитаться по углам.